Не спрашивайте, кто ваш сосед. Спросите, кто вы.

В одном из моих любимых фрагментов Писания законник, получив от Иисуса подтверждение того, что он правильно понимает требование закона любить «ближнего твоего, как самого себя» (Лк. 10:27), попытался оправдаться, потребовав определения. «А кто мой ближний?» – огрызнулся законник (ст. 29). По сути, он спрашивал: «Кого я должен любить?»

Законник задал этот вопрос, как нам говорят, чтобы оправдать свою скупость сердца. Он понимал, что закон о любви к ближнему требует от него, казалось бы, невозможного, и считал, что находится на неправильной стороне закона, если только этот закон нельзя уменьшить в размерах.

Любить достаточно трудно, когда речь идет о семье и друзьях. Но любить ближнего, как самого себя? Это возможно (если вообще возможно) только при суженном определении понятия «ближний». Сосед из соседнего дома – хорошо. Даже сосед с другой стороны. Сосед с заднего двора – тоже. Но, конечно, должен же быть предел у заповеди любить ближнего, как самого себя, – надеется законник. Ведь это относится только к эксклюзивному набору соседей, верно?

Сосед из соседнего дома – хорошо. Даже сосед с другой стороны. Сосед с заднего двора – тоже. Но, конечно, должен же быть предел у заповеди любить ближнего, как самого себя.

Законник надеялся, что требование Христа любить ближнего не было, как казалось, требованием любить всех соседей. Конечно, достаточно было бы любить весь переулок.

В ответ на второй вопрос законника, рожденный скупой любовью, Иисус рассказал то, что стало, возможно, самой известной Его историей. Он придал этой истории – притче о добром самаритянине – самый шокирующий характер, затронув глубокую этническую ненависть в культуре, чтобы внушить слушателям, насколько радикальным было повеление. Если мы позволим, эта притча поможет нам понять глубину нашей обязанности любить других.

Кто мой сосед?

История начинается с человека, о котором Христос ничего не рассказывает. Мы не знаем, был ли он хорошим или плохим, благородным или злым, ответственным или глупым. Мы не знаем о его образовании, профессии, воспитании или социальном статусе. Нет никаких подробностей, которые сделали бы его особенно достойным или недостойным нашей любви. Он – тот, кем вы хотите или не хотите его видеть. Он – тот, кого вы считаете достойным своей любви, и тот, кто ее совсем не заслуживает.

В каком-то смысле он – «человек на все руки», олицетворяющий лучшие и худшие стороны человечества: типичный человек, просто еще одно лицо в толпе. Ключевой атрибут этого человека для наших целей – его обыденность в полном смысле обыденности падшего человечества.

Хотя нам ничего не рассказывают об этом человеке, мы знаем, что с ним произошло. Он шел по дороге из Иерусалима в Иерихон, когда на него обрушилась серьезная несправедливость – нападение и ограбление. Но несправедливость принимает разные формы. Подробности не имеют значения для сути этой истории. Главное, что он стал жертвой несправедливости.

Ответ на несправедливость

В эту историю о несправедливости Иисус ввел двух дополнительных персонажей. Судя по всему, двое мужчин, прибывших на место преступления, были добрыми и благородными: священник и левит. Никто из них не совершил несправедливости, от которой пострадал путник, и не способствовал ее совершению. Они появились уже после того, как несправедливость была совершена, и случайно наткнулись на место преступления.

Когда эти двое мужчин заметили пострадавшего в беспомощном состоянии, они не сделали ничего, чтобы усугубить несправедливость, от которой он пострадал. Они не стали нападать на него. Они не украли у него оставшиеся деньги или вещи, когда он лежал избитый на обочине дороги. Напротив, эти двое мужчин просто не обратили на него внимания. Они оставили его в покое. Они занимались своими делами. Они прошли мимо последствий несправедливости, в которой они не играли никакой роли, отказавшись вмешиваться. Они решили не быть, как мы сегодня говорим, «добрыми самарянами».

Затем Иисус рассказывает о третьем человеке, самарянине, который также оказался на месте несправедливости. Самарянин увидел, что произошло, проникся состраданием и что-то предпринял (ст. 33-34). Интересно, что Иисус говорит нам, что самарянин сочувствовал пострадавшему человеку. Но самарянин не остановился на теплых чувствах. Он действовал. Он вмешался. Он помог.

Самарянин не сделал ничего, что могло бы послужить причиной несправедливости. И все же он помог ее исправить. Он потратил свое время, деньги и энергию, чтобы хоть как-то возместить несправедливость, от которой пострадал другой.

Сосед ли ты?

После этого Иисус снова обратился к законнику со своим вопросом: «Кто из этих троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?» (ст. 36). Законник спросил: «Кто мой ближний?». В ответ Христос спросил, по сути, «Кто поступил как ближний?». Как заметил датский богослов Сёрен Кьеркегор (1813-1855): «Христос говорит не о том, чтобы знать ближнего, а о том, чтобы самому быть ближним, чтобы доказать, что ты ближний».

Вопрос не в том, «Кто они?», а в том, «Кто ты?», когда речь идет о нуждающихся. Христос говорит, что мы призваны быть ближними для тех, кто нуждается, с кем мы пересекаемся, если это в наших силах. Это то, что они ожидают от нас, мы обязаны им. «Добрососедство, – заметил Дитрих Бонхеффер, – это не качество других людей, это просто их требование к нам».

Как мы видим из притчи Иисуса, когда мы в состоянии помочь, нельзя сказать, что мы не играли никакой роли в причинении зла, которое породило нужду. Сужать обязанность любить, основываясь на нашей роли или отсутствии таковой в несправедливости, – значит играть в законника, ограничивая границы близости привязанности. Соседская любовь – это не любовь к виновным, а любовь к состраданию. От того, несем ли мы ответственность за совершение зла, не зависит, будем ли мы ответственны за его исправление.

Закон любви, который Христос одобрил, – это не просто повеление «не делать зла» и, если нужно, исправлять причиненный нами вред. Любить, как заповедал Иисус, – значит желать чужого блага как самоцели. Христос предполагает, что наша обязанность любить означает, что мы должны исправлять беспорядок, который мы не создавали, и устранять несправедливость, за которую мы не несем ответственности. Христианская любовь проактивна, позитивна и интервенционна. Христианская любовь приходит на помощь.

По велению свыше

Почему закон любви так широк? Почему он простирается так далеко? Почему моя ответственность за помощь не ограничивается моей ролью в причинении вреда? Почему я должен защищать не только своего брата, но и ближнего? Иисус намекнул на ответ в 22-й главе Евангелия от Матфея, когда другой законник задал ему вопрос с явным подвохом: Какая заповедь самая большая?

Любовь к ближнему – это не любовь к виновности, а любовь к состраданию.

На этот раз не было вопроса о том, как наследовать вечную жизнь. Скорее, вопрошающий искал рейтинг обязанностей. Какая заповедь самая главная? Сначала Иисус ответил несколько предсказуемо: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим: сия есть первая и наибольшая заповедь» (ст. 37-38).

Но затем Иисус изрек, что «вторая подобна» первой. Тот законник не просил второй заповеди, но Иисус все равно предложил ее: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (ст. 39).

Обратите внимание на важную связь, которую Иисус установил между этими двумя заповедями. Вторая, в Его понимании, «подобна» первой. Сходство заключается не только в том, что обе они повелевают любить, но и в том, что, хотя первая заповедь гласит о любви к Богу, вторая заповедь гласит о любви к образу Божьему – человечеству. Мужчины и женщины созданы по образу и подобию Божьему (Быт. 1:27-28), поэтому любить носителей Божьего образа – это все равно что любить самого Бога. Мы должны любить без оглядки на наши представления о достоинствах, потому что достоинства определяются тем, что Бог создал других по Своему образу и подобию.

Любить других – значит любить Самого Господа (Мф. 25:40). Или, как сказал ученик, которого любил Иисус: «Не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» (1 Иоанна 4:20).